На минувшем заседании Квалификационной коллегии судей Нижегородской области, состоявшейся 10 сентября 2020 года, члены коллегии, помимо вопросов обнародованной ранее повестки рассмотрели также и заявление о сложении полномочий заместителем председателя Нижегородского райсуда по административным делам Ирины Бжезовской.
Претендентка на одну из вакантных должностей в судьи Нижегородского областного суда,
саратовская ставленница бывшего председателя Нижегородского облсуда Анатолия Бондара, неожиданно для некоторых заявила о желании уйти в отставку.
Странный отказ от движения вверх по карьерной лестнице многие связывают с недавним скандалом, произошедшем в семье Ирины Бжезовской, когда ее муж, саратовский предприниматель, уроженец Азербайджана Тельман Гахвердиев был госпитализирован в больницу с ножевым ранением.
Напомним, инцидент произошел в Нижнем Новгороде 19 июня около 22:00 (мск) в квартире, где проживает семьи судьи. Мужчина 1971 года рождения попал в больницу с ножевой раной.
Издание «Коза» сообщало, что господин Гахвердиев дал показания, что сам ранил себя в живот, когда чистил лук. При этом в больнице в ходе экстренной операции был установлен раневой след глубиной 12 см. В квартире, где произошел инцидент, сотрудников правоохранительных органов, прибывших по «горячим следам», не пустили. Из-за двери крикнули убираться вон, заявив о спецстатусе. Были подняты на ноги представители СК. В квартиру к госпоже Бжезовской удалось зайти в 16:00 (мск) 20 июня. К этому времени, по оценке источника, жилье было идеально убрано, следы возможного преступления уничтожены, — цитирует издание слова своего собеседника.
По данному факту было возбуждено уголовное дело. В числе подозреваемых, пожалуй, главным из них была Ирина Бжезовская, но правоохранительные органы, пользуясь особым ее статусом не давали и до сих пор не дают никаких комментариев по этому делу.
Когда «дело о поножовщин» в семье судьи стало достоянием общественности и СМИ, выписавшийся из больницы Тельман Гахвердиев дал интервью изданию «Деловая трибуна», в котором рассказал об обстоятельствах получении им травмы, заявив, что он лишь хотел попить текилы, резал лимон и порезался.
А когда его доставили в больницу с пустячным порезом глубиной 2 см, неожиданно выяснилось, что он еще и отравился. Якобы поэтому и провел в больничных стенах такое длительное время.
Впрочем, вот это интервью:
— Тельман, добрый день! Как ваше самочувствие?
— Большое спасибо, еще очень слаб, но потихоньку иду на поправку, хотя в какой-то момент уже не верил, что выкарабкаюсь.
— Расскажите, пожалуйста, как же вы все-таки умудрились получить эту злополучную травму, которая отправила вас на больничную койку?
— Врачам рассказывал, следователю рассказывал и вам расскажу. Я сидел за столом, собирался выпить текилу и решил почистить лимон. Я не знаю, почему в тот момент мне показалось, что делать это на весу перед собой удобнее всего. Что было, то было. Факт в том, что нож соскочил с кожуры, и я порезался чуть ниже ребер. В первые минуты показалось, что ничего страшного не произошло, — из царапины пошла кровь, я промокнул ее салфеткой, но затем она пошла снова. Я позвал жену, Ирину, она была в другой комнате, она посмотрела на рану, которая ничего страшного из себя совсем не представляла, но она решила, что будет лучше все же вызвать медиков.
— Вызвали скорую?
— Да, моя супруга вызвала скорую. Когда врачи приехали, меня осмотрели и сказали, что стоит все же поехать в больницу, чтобы обследоваться. Я своим ходом собрался и поехал с врачами в 35 Городскую больницу Нижнего Новгорода. В больнице мне оперативно оказали необходимую помощь: обработали и зашили рану, а вот то, что было дальше, честно говоря, гораздо больше похоже на фильм ужасов.
— В смысле? Вам же оказали помощь…
— Да, по хирургической части врачи сделали все, что требовалось и ничего серьезного сама рана совершенно не представляла. Самое ужасное кроется в том, что на самом деле я отравился и как выяснилось из-за сильного токсического воздействия у меня начали отказывать внутренние органы: сначала отказали почки, потом печень. Встал вопрос о гемодиализе, а в хирургической больнице необходимого оборудования просто нет. Пришлось срочно переводиться в больницу имени Семашко.
— Я так понимаю, к тому моменту о ране после чистки лимона уже никто не вспоминал?
— Совершенно верно понимаете. Отказ внутренних органов пострашнее будет. Получилось, что я попал в больницу с одним диагнозом и на 100 процентов был уверен в том, что через 3 дня на своих ногах пойду домой, а получилось так, что совсем с другим диагнозом угодил в реанимацию, где провел 26 дней. После отказа почек резко ухудшилось общее состояние организма.
Врачи решили, что единственный шанс сохранить жизненно важные функции – ввести меня в медикаментозную кому. В ней я пробыл три недели, на аппарате ИВЛ. За это время в легких началась пневмония. Сначала односторонняя, а потом и двусторонняя. Затем началась сильнейшая лихорадка и заражение крови. КТ показала, что пролежень в ягодичной зоне, который образовался от долгого лежания в одной позе – это совсем не пролежень, а глубокий постинфекционный инфицированный абсцесс, который имел очень ограниченные кожные проявления. Пришлось удалять его хирургически вместе с большим массивом мышечной ткани…
Даже врачи сомневались, что функции почек и печени смогут восстановиться и уже готовили меня к мысли о регулярном гемодиализе или пересадке органов. Но сейчас, в том числе и благодаря супруге, получается, что донорские почки не понадобятся. Просто удивительно, как я из всего этого выкарабкался. Спасибо врачам!
— Скажите, а кто-нибудь из журналистов за это время с вами общался?
— Когда? Когда я лежал в реанимации или три недели в коме? Конечно, нет! Вы первый журналист, с которым я общаюсь с момента вызова скорой помощи.
— Тогда откуда появились все эти публикации о вас и вашей семье?
— Я с адвокатом сейчас и пытаюсь это выяснить, потому что, подробности, которые изложены в журналистских материалах не просто не имеют ничего общего с действительностью, они прямым образом порочат честь и достоинство членов моей семьи. Я – бизнесмен. Ирина – работник суда. У нас есть определенный круг общения, друзья и знакомые, которые по-разному отреагировали на все эти публикации. В конце концов, у нас есть ребенок, которому рано или поздно придется объяснять, кто и зачем разместил в интернете всю эту писанину, поставив на всех нас клеймо.
Журналисты не удосужились пообщаться со мной, супругой, моим адвокатом, не получили ответа на запрос от следственных органов? Они даже не потрудились уточнить наш с Ириной семейный статус. Написали, что брак у нас гражданский, видимо, чтобы поярче украсить и этим привлечь внимание публики, тогда как на самом деле он официальным образом оформлен в органах ЗАГС. Распространили ложные сведения как относительно причины, так и обстоятельств получения и характера моей травмы, проведенной операции и подробностей дальнейшего лечения.
А чтобы навести ужас на публику и явно произвести впечатление не неосторожного обращения с ножом, а именно посягательства на мою жизнь, упомянув еще и статус моей супруги, взяли и наврали о глубине ранения аж в 12 см, которое на самом то деле было не больше 2 см. Вообще журналист, который писал это, представляет себе, что такое ранение глубиной в 12 см?! При таком ранении был бы прокол внутренних органов брюшной полости и совсем другие последствия, и я бы явно не доехал в сознании и на своих ногах в больницу.
Как я уже говорил, до вас я ни с одним журналистом не общался, Ирина тоже.
Понятно, что к семье сотрудника Нижегородского районного суда в прессе приковано повышенное внимание, понятно, что было очень тяжело обойти факт моей госпитализации, но если уж люди решили размещать информацию о событии, им следовало бы писать правду, а не делать хайп на чужом горе.
— А как быть с тем, что представителям следственных органов якобы не давали до 4 вечера зайти в квартиру?
— А вот это ложь чистой воды. В распоряжении моего адвоката находятся копии всех процессуальных документов, по которым можно проследить всю хронологию событий с момента моей госпитализации, и там с точностью до минуты видно, кто и что делал в нашей квартире, когда проводился осмотр, когда – опрос, во сколько изымались вещественные доказательства. Журналисты написали, что до 16.00 представители следственных органов не могли попасть в квартиру? А я говорю, что в 9 утра они уже были на месте, и Ирина своим спецстатусом не пользовалась, добровольно дала следователю все необходимые пояснения. Теперь остается только выяснить, кому суд поверит больше, мне и документам или журналистам, которые сделали хайп на нашей семейной трагедии.
— Вы собираетесь обращаться в суд?
— Поверьте, 26 дней реанимации и три недели на ИВЛ – это не самые приятные воспоминания в моей жизни.
И вернувшись к жизни из состояния клинической смерти, узнать то, как меня и мою семью публично опозорили недостоверной информацией – это такой психологический шок и глубочайший стресс от всего происходящего, от несправедливости, бесчеловечности и вообще от нравов людей, которые чужую семейную трагедию, которая могла закончиться ведь совсем иначе, и я бы сейчас мог уже и не давать это интервью, использовали для реализации видимо каких-то своих личных целей.
Ведь стоит понимать, что все люди социальны, все кто работает в госорганах, также имеют семьи и могут сталкиваться в жизни с самыми разными случаями, как и обычные люди. И неужели эти жизненные ситуации только из-за занимаемой должности должны переворачиваться с ног на голову и преподноситься общественности в таких красках.
Я считаю, что люди, которые решили вот таким образом достичь каких-то своих целей, безусловно должны понести за это ответственность. Претензию в адрес редакции, опубликовавшей эти недостоверные сведения, я уже направил.»
Интервью это было опубликован 26 августа, а уже спустя почти 2 недели, Ирина Бжезовская подает заявление об отставке.
Является ли отставка Бжезовской и поножовщина в ее семье звеньями одной цепи — неизвестно.
Но наиболее вероятной пока кажется версия о том, что на основании фактов, собранных следствием по делу о ножевом ранении Тельмана Гахвердиева и доведенных до руководства областного суда, Ирину попросили уйти с должности.